– Какая девушка? – спросил он, стоя посреди мусора. Марина, не ответив, качнула головой. Ее охватил озноб, будто откуда-то подул холодный ветер. Она невольно поежилась и сунула ладони под мышки, обнимая себя руками. И только потом спохватилась: о чем она думает? Какая девушка с арфой? В этих местах она впервые. Просто разыгралось воображение, как случилось на смотровой площадке.
– Никакая, – отрезала она, потому что Алексей ждал ответа. – Мне просто подумалось, что в центре должна быть какая-нибудь фигура. Почему бы не девушки с арфой?
– Допустимо, – рассеянно согласился мужчина и выбрался наружу.
– Вот бы внутрь попасть, – прошептал он, с интересом рассматривая фасад с разбитыми окнами. Марина ничего не ответила, просто последовала за Алексеем к входной двери.
– Нет, определенно эту усадьбу нужно восстановить. Знаешь, что я придумал? Я выложу в Интернете фотки и опишу подробно это место, добавлю что-то из историй – что удастся найти. И постараюсь привлечь внимание общественности.
Его бледное лицо раскраснелось то ли от солнца, то ли от возбуждения, очки съехали на кончик носа.
– Хорошая идея, – согласилась девушка.
Мужчина кивнул, поправил очки и навел камеру на карниз, желая запечатлеть лепнину, а затем сфотографировал угол с облупившейся краской.
– Пойдем, – кивнул он на дверь. – Попробуем войти.
– Это может быть опасно, – засомневалась Марина. – Вдруг там лестницы обвалившиеся?
– А мы осторожно. Это же интересно!
– Леш, знаешь… У меня такое ощущение, что лучше туда не ходить.
– Призраков, что ли, боишься? – хмыкнул он. – Да их нет! Тут точно нет. Тем более при свете дня – какие призраки?
– Я не о призраках. У меня странное ощущение, что я… тут уже была, – призналась Марина с жалобной улыбкой. – Хотя это не так. Не может быть так. Но вот эта аллейка и смотровая площадка мне отчего-то знакомы. Как и фонтан.
– Так может, ты тут и правда была? – вскинул удивленно брови Алексей.
– Не уверена. Говоришь, тут был санаторий для детей с проблемами? Так вот, я в санатории не ездила, потому что была здоровым ребенком. В пионерский лагерь – да.
– Может, здесь и пионерский лагерь был?
– Не думаю, – припечатала Марина с неожиданной уверенностью. И поспешно поправилась: – Не знаю. Но все те пионерские лагеря, в которых я была, помню хорошо.
– А может, ты просто где-то видела похожий пейзаж? Ну, аллейку там, площадку, только в другом месте, а эта усадьба тебе об этом напомнила?
– Может быть, – ответила девушка, уже жалея о своем так неожиданно вырвавшемся признании.
– Но чтобы быть уверенной, надо заглянуть внутрь! Тогда и скажешь, была ты тут или нет, – бодро подвел итог Алексей.
Однако, к его великому огорчению и тихой радости Марины, внутрь попасть им не удалось: дверь оказалась так крепко заколочена, что открыть ее Алексею не удалось. Окна на первом этаже были закрыты фанерой, выламывать ее они, конечно, не стали. И ничего не оставалось, как покружить вокруг главного здания и сделать побольше снимков. Пока Алексей наводил камеру на очередную лепнину, Марина со скучающим видом рассматривала окна второго этажа – те, в которых еще виднелись стекла. Усадьба ей уже надоела, хотелось домой – лежать на тахте и читать детектив. О том, что до дома идти пешком целый час, она старалась не думать.
– Ты скоро? – нетерпеливо спросила она, увидев, что Алексей снова снимает терраску на широком козырьке над главным входом.
– Сейчас-сейчас… – рассеянно пробормотал он, примериваясь для нового кадра.
Марина не успела рассердиться, потому что в этот момент в том окне, на которое она машинально перевела взгляд, вдруг показалось чье-то лицо – белое, как лепнина, с искаженными, будто размытыми, чертами и с редкими, топорщимися в разные стороны волосами на почти голом черепе. Онемев и оцепенев от ужаса, девушка смотрела на это лицо, не в силах отвести от него взгляда, а оно уставилось на нее провалами глаз, в которых клубилась бездонная темнота. И не просто рассматривало девушку, а будто вглядывалось ей в душу, выстуживая ее своим взглядом и превращая горячую кровь в кристаллики льда. Сколько это продолжалось, Марина не могла сказать, – может быть, всего долю секунды, а может, целую вечность. Оцепенение отпустило ее так же внезапно, как накатило, и Марина закричала – от ужаса и неожиданной боли, пронзившей тело. Боль была такая, как если бы остроугольные кристаллы льда, в которые будто превратилась ее кровь, вспороли изнутри вены и артерии.
– Ты чего?! – испуганно подскочил на месте Алексей и бросился к ней, трясущейся рукой указывающей на окно на втором этаже. К сожалению, он замешкался всего на пару мгновений, не сразу поняв, что от него хотят, но этого времени хватило на то, чтобы лицо исчезло во мраке здания. Когда мужчина поднял взгляд, в окне уже никого не было.
– Идем отсюда! Немедленно!
Марина вдруг сорвалась с места и, не оглядываясь, бегом кинулась прочь от усадьбы. Алексей догнал ее уже возле какой-то беседки и остановил, резко положив ладонь на плечо.
– Что случилось?
– А ты не видел?!
– Нет.
– И слава богу, что не видел! Я думала, у меня от страха все внутренности разорвутся. И они едва не разорвались. Это было больно – по-настоящему! – Из ее сумбурных объяснений Алексей ничего не понял, но Марина стояла перед ним с бледным от пережитого ужаса лицом и потирала, будто они и правда болели, то одну руку, то другую.