– Ты в порядке? – услышала она через дверь.
– Да.
В порядке, если не считать того, что в зеркале вдруг вместо ее раскрасневшегося лица на долю секунды показалось то бледное и страшное, которое она так тщательно пыталась смыть из воспоминаний. Марина вздрогнула от неожиданности, но видение уже исчезло, словно его не было. Девушка повесила на крючок полотенце и, выходя из ванной, с опаской покосилась вновь в зеркало. Нет, все в порядке. Показалось.
За обедом неулыбчивая тетка Наталья спросила о прогулке, но так, будто интересовалась лишь из вежливости. Алексей ответил, но о странном происшествии не упомянул. Марина же ела суп молча, погруженная в свои мысли. Она уже не была уверена в том, что место, где они утром побывали, так уж ей незнакомо. Может, расспросить тетку Наталью об усадьбе? Как-никак, местная жительница, должна многое знать. К концу обеда эта робкая мысль переросла в твердое решение. И когда Алексей, покончив с чаем, заявил, что пойдет отдыхать, Марина не отправилась за ним, а предложила хозяйке свою помощь.
– Ну, помоги, – согласилась тетка, пряча довольную улыбку.
Алексей удивленно оглянулся: дома Марина никогда не мыла посуду, даже просто чашки, чтобы не испортить маникюр. И вот поди ж ты!
– Иди, иди, – махнула на него полотенцем тетя, заметив его заминку. – Мы сами тут управимся. – И вдруг расщедрилась на комплимент: – Девушка у тебя хорошая.
От этих простых слов на душе у Марины потеплело, и тот страх, который до сих пор сковывал ей душу, вдруг разбился, словно выскользнувшая из рук ледышка, и рассыпался крошкой. Девушка собрала со стола посуду, составила ее в раковину и включила воду. И, пока решимость ее не оставила, сразу спросила:
– Тетя Наташа, а внутрь усадьбы можно попасть?
– Э? – очнулась, будто от сна, пожилая женщина и выпрямилась, держа перед собой ладонь «ковшиком», в которую собрала крошки со стола. – Ты про бывший санаторий спрашиваешь?
– Да.
– Не знаю, что сказать. Он давно пустует. Лет пятнадцать, а то и больше. Я туда не хожу. Это вы там сегодня были, значит, вам видней, можно ли внутрь попасть.
Марина молча кивнула, чувствуя разочарование: тетка ответила так, что продолжение разговора не подразумевалось. Но, когда девушка уже решила, что дальнейшие расспросы бесполезны, хозяйка вдруг произнесла:
– Был там какой-то случай, после которого санаторий закрыли. То ли кто-то из детей погиб, то ли чуть не погиб. Деталей не знаю. Там будто быстро во всем разобрались, но скрытно так, любопытным осталось лишь гадать, почему закрыли санаторий. А я не любопытная. К чему мне знать, что там случилось? Вещи кое-какие выставили на продажу. Их разобрали быстро. А чего не разобрать, если они – добротные? Я бы, может, тоже что-то купила, если бы в то время с радикулитом не свалилась.
Тетка сокрушенно поджала губы, словно жалея о том, что не попала на распродажу вещей. Марина уже успела заметить, что хозяйка питает слабость ко всякому старью. Был в ее доме и старинный патефон, заботливо прикрытый белоснежной вязаной салфеткой, и давно не работающий проигрыватель, похожий на комод на высоких ножках, и чугунный тяжеленный утюг, который, может, еще видал времена батюшки-царя, и отпаривали им кружева на подоле и ленты для какой-нибудь модницы из позапрошлого века. Было много и других предметов, помельче, расставленных на всевозможных поверхностях, от полок до подоконников: фарфоровые статуэтки, раскрашенные глиняные свистульки в виде соловьев, шкатулки, часы и прочее. И не ленилась же тетка Наталья ежедневно протирать все эти безделушки от пыли!
– В общем, на распродажу я не попала. Но недавно наткнулась на рынке на портрет. Те, у кого он хранился, уезжали в город, дом оформили на кого-то из родственников, а вещи продавали. Как я могла устоять! Купила, конечно. Старинная же вещь, подлинная. Бывшие хозяева за портретом смотрели плохо, совершенно не ухаживали. Может, пылился где-то на чердаке. Мне пришлось его в фотоателье отдавать, чтобы привели в порядок. Еще те деньжищи. Но разве мне жалко? Главное, что у меня он уж будет в целости и сохранности.
Тетка еще долго ворчала о том, каким неухоженным ей достался портрет и какие деньги она потратила на его восстановление. Марина слушала вполуха, думая над сказанными Натальей словами о случае, после которого санаторий закрыли. Узнать бы, что там на самом деле произошло!
– Жаль, что усадьба стоит заброшенной, – вздохнула она и завернула кран. – Неужели никто ею так и не займется?
– Денег нет у администрации. А спонсоры не спешат вкладываться. Может, если бы кто ее из богатеев выкупил? Тогда бы другое дело. Да и то опасно: купят под дачу да изуродуют, камня на камне от прежней красоты не оставят.
– Леша сказал, что хочет в Интернете выложить фотографии усадьбы, вдруг удастся привлечь внимание к ней?
– Ну, благое дело, – сказала тетка Наталья, но как-то без ожидаемого Мариной энтузиазма. Странная все же она женщина, живет себе отшельницей, всю жизнь в земле ковыряется, малообразованная крестьянка, а, однако же, любит старинные вещи, они ей словно семью заменяют. Но при этом без огонька отреагировала на желание Алексея не дать усадьбе погибнуть.
– Все? – окинула цепким взглядом кухню хозяйка. – Раковину насухо тряпкой вытри и иди. Ты мне больше не нужна.
Марина даже чуть обиделась: вместо благодарности ее отправляют восвояси. Но спорить не стала, молча вытерла, как ей и велели, раковину и аккуратно расправила тряпку на краю для просушки.